Уже это должно было ее насторожить.

— Господа, вы готовы сделать заказ? — спросила она достаточно громко, чтобы прервать разговоры вокруг. Джордан хотела, чтобы люди смотрели на нее и этих мужчин. Свидетели. На всякий случай.

— Ах. Здравствуйте, пани Римз. — Тот, что повыше, поизысканнее, посмотрел на нее, не поворачивая головы. — Позвольте представиться. Я Карел Гашек, профессор средневековой европейской истории и социологии. А это мой помощник, Владимир.

Джордан покосилась на Владимира и коротко, натянуто кивнула, вернувшись взглядом к Карелу.

— Понимаю.

— Да, не сомневаюсь. Вы владеете чудесным участком земли, пани Римз. Но я убежден, что вы об этом уже знаете.

Джордан выпрямилась, надеясь, что это движение отвлечет их и они не заметят, как она сунула руку в карман.

— Моя семья владеет им уже давно.

— Это ведь не единственное, чем владеет ваша семья, — заметил Карел.

Они перекидывались словами, как кинжалами. Джордан сопротивлялась желанию сделать шаг назад, отодвинуться подальше от этого мужчины, который явно был каким-то волшебником. Если он знал историю ее семьи в Консорциуме Льда, то знал и о том, что ее там не слишком-то любили. Но опять-таки, возможно, он не из Льда, а совсем наоборот.

Этот вариант ей нравился еще меньше.

— В библиотеке нашего университета есть книга. — Карел вынул платок из нагрудного кармана и принялся протирать им очки. — В особом хранилище. Только серьезным ученым дозволяется изучить ее — докторам наук, чьи исследования напрямую касаются ее темы. Замечательная книга. Я сам написал несколько статей о ней и кое-что еще с ее помощью.

Джордан знала, какие книги хранятся в пражских библиотеках, скрытые от тех, кто мог бы использовать их во зло. Император Рудольф любил коллекционировать гримуары и ведьм, которым они принадлежали. Лед не слишком-то заботился о том, чтобы сохранить это знание в тайне.

— Но ведь это совсем не в духе мирового коммунизма? Знание для всех. Власть для всех. Даже не важно, действительно ли партия верит в эту чушь, и давайте будем честны друг с другом — мы все знаем, что нет. Все же у Маркса и Энгельса была одна здравая мысль.

Карел надел очки и повернулся к Джордан всем телом. У него были светло-серые глаза — цвета выбеленного тумана февральского утра и толстого льда.

— Ресурсами, — сказал он мягко, — надо делиться.

Джордан оглянулась на пустые столики. Она чувствовала бы себя гораздо увереннее, если бы Павел не ушел. Таверна внезапно показалась слишком большой и пустой. Посетителей почти не осталось. Она крепко сжала обломок камня в кармане.

— Делиться, — повторила Джордан. — Никогда этого не умела.

Улыбка Карела стала холоднее его взгляда.

— Да, это я понимаю. Но вы же знаете, что все эти талисманчики, отвары, одиночные ритуалы... Такая растрата? Я уверен, это едва... держит вас на плаву... — Он уставился поверх очков в зал, в углах которого, как чувствовала Джордан, собирались клубы пыли. — Но представьте, что можно сделать с этим местом, окажись оно в верных руках.

— Бар «Водолей» не продается. — Джордан старалась, чтобы ее голос звучал твердо, как камень, который она сжимала.

— О нет, я об этом и не мечтаю. Но, разумеется, есть и другие... соглашения, к которым мы могли бы прийти.

Джордан сглотнула.

— Сомневаюсь.

— Подумайте об этом. — Карел встал, мгновение спустя к нему присоединился Владимир, все еще прижимавший сумку к груди. — Наверняка вы чего-то хотите, пани Римз. Вы узнаете, как меня найти, когда решитесь.

Джордан смотрела, как они уходят, и ком стоял у нее в горле. Она поняла, что они из Пламени, но Пламя не сдается так просто, тревожилась она.

Лишь спустя несколько часов она осознала, что даже не задумалась о том, что могло лежать в той сумке.

Эпизод 5

Йен Трегиллис

Голем, или Что случается в Каире...

1.

Жижков, Прага

1 февраля 1970 года

— Ты хоть представляешь, — пыхтела Джордан, отирая платком пот со лба, — как наказывают расхитителей гробниц?

Гейб прошептал:

— Нет. Но думаю, ты мне расскажешь.

— Не расскажу вообще-то. И знаешь почему?

Когда все началось, он мало что знал, кроме того, что голова у него раскалывается: этой ночью безбилетник в отличной форме. А может, это следствие сотрясения мозга, которое он получил утром, когда рухнул на булыжную мостовую Староместской площади. Ему оставалось лишь прикусить язык, так что он изо всех сил вгрызался лопатой в землю.

— Потому что, — продолжила она гнуть свою линию, — сейчас никто не знает, как наказывают за разграбление могил, ведь еще не нашелся дурак, который на это осмелился.

— Меньше шипи, глубже копай, — приказал он.

Его лопата снова наткнулась на корень. Они замерли, как оленята в свете фар мчащегося грузовика, пока эхо не стихло.

Они трудились посреди тысяч могил. Влажный зимний туман полз от Влтавы, протекавшей километрах в трех с запада. Завитки этого тумана, посеребренные лунным светом, парили, как призраки, промеж кустов разросшегося Нового еврейского кладбища. Туман превращал скромный свет фонариков в сияющие и весьма нескромные нимбы. Кожей Гейб ощущал прохладу, но от своих стараний и из-за разбушевавшегося безбилетника он потел, словно только что вышел из бани.

Джордан подобрала лопату и воткнула ее в землю. Хруст.

— Когда ты сегодня появился в моем баре, снова прося о помощи, я подумала: «Конечно, почему нет, он же искренне пытается сотрудничать с Алистером».

Гейб хмыкнул. «Уроки» Алистера очень помогали, но они шли в комплекте с изрядной долей Ледяной пропаганды. И как какой-то безмозглый объект разработки, Гейб чуть ее не слопал — с крючком и удилищем. Но потом он последовал за безбилетником на баржу и нашел... Что ж, что бы там ни было, он не хотел иметь с этим ничего общего. Он решит свои проблемы сам, спасибо большое.

— Я думала, это будет какой-то пустяк. — Под ее лопатой снова что-то хрустнуло, затем раздался шелест — звук ссыпаемой с лотка земли. — Но вот она я — раскапываю могилу в ожидании кафкианского кошмара, ведь полиция обязательно нас сцапает.

Потревоженная земля остро пахла озоном и гниющей листвой. Что-то в этом запахе сводило безбилетника с ума. Гейб застонал, опершись на лопату, как на костыль.

— Клянусь, я чувствую, — выдохнул он. — Мы просто... должны... копать дальше. Нельзя теперь останавливаться.

Они выкопали яму почти в два метра глубиной. Несмотря на шум в голове, он отмечал легкий запах соли и сандала от кожи Джордан. Она пахла как потерпевшая кораблекрушение шхуна, перевозившая специи с Ближнего Востока. Из-за безбилетника все чувства Гейба обострились до предела.

Ее глаза невозможно было рассмотреть в лунном свете.

— Пражский голем — это миф, Причард.

Безбилетник устроил ему очередной приступ.

— Не уверен, — сказал он, задыхаясь.

Она оперлась на лопату.

— Ты почти час блуждал по кладбищу, как пьяный матрос. И ничего не нашел, потому что его не существует.

— Я не блуждал, — уточнил он. — Я искал.

Он был безразличным, как компас. То, что Джордан приняла за блуждание, было своего рода триангуляцией. Он не знал, что ему подсказывало, куда идти, но шел. Так же, как и с баржей.

За кладбищенской стеной по щебенке прошуршала машина. Они разом выключили фонарики и спрятались в темноте, прислушиваясь, не хлопнет ли дверь, не закричит ли кто, обнаружив их. Гейб отсчитал тридцать ударов сердца и выдохнул.

Джордан покачала головой. От этого жеста облачка серебристого тумана заплясали по могильным плитам.

— Нам не везет. Так что послушайся меня, ладно? Голем — это легенда. Милая сказка — и ничего больше.

Гейб хотел сказать: «А я железно уверен: здесь точно что-то есть». Но вместо этого из горла вырвалось только «г-р-р-р-р-р-х-х-х...» И он снова сложился пополам.